Теймур Атаев, политолог
В начале июня портал america.gov, подготовкой материалов для которого занимается Бюро международных информационных программ Госдепа США, опубликовал Обзор доклада о стратегии национальной безопасности 2010 года. Непосредственно документ увидел свет 27 мая, оказавшись в центре внимания ведущих мировых информагентств. Однако какой-то конкретики предоставлено не было, и до планетарного сообщества доводилась разрозненная информация. Появление обзора на официальном сайте позволяет, хотя бы в общих чертах, рассмотреть отдельные положения Стратегии.
Многие обозреватели красной строкой документа посчитали фиксацию понимания невозможности ни для одной мировой страны («какой бы сильной она ни была») противостояния «глобальным вызовам в одиночку», в свете чего Вашингтон должен выработать результативные подходы в сотрудничестве с другими государствами. Именно данный нюанс воспринимается рядом аналитиков в качестве признания США обязательности действий в глобальных случаях в соавторстве с другими мировыми центрами.
Безусловно, внешне подход к общемировой проблематике со стороны США явно изменился. Например, “Стратегия национальной безопасности США” 2002 г. фиксировала актуальность перенесения военных действий на территорию противника, для устранения угрозы до его мобилизации. В связи с чем Вашингтон оставлял за собой право «наносить превентивные удары и вести предупредительные войны”. В 2003 г. тогдашний глава Белого дома Джордж Буш издал директиву “Быстрый глобальный удар”, допускающую подготовку вооруженных сил США к нанесению по любому государству мощного удара с воздуха, моря, космоса и наземных баз в течение 4-6 часов.
В 2005 г. Стратегия нацбезопасности дополнилась формулировкой об обеспечении для США безопасного доступа к ключевым районам мира, стратегическим коммуникациям и глобальным ресурсам. В том же году популярнейшими терминами стали «исламский фашизм» и «воинствующий джихадизм».
Однако, уже в 2006 г. появился как бы промежуточный (к «мирному») вариант документа, а нынешний вызвал довольно «аккуратное» восприятие Москвы. Так, в комментарии Департамента информации и печати МИД России приветствуется декларирование приверженности «принципам многостороннего сотрудничества, многовекторной дипломатии».
МИД России отмечает конструктивный настрой на выстраивание стабильных и многогранных отношений с Россией на основе уважения взаимных интересов, хотя ряд обращений к Кремлю посредством документа названо «диссонансом», привнесенным «из прежних времен». Резюмировалась важность двигаться вперед «по пути качественной трансформации наших отношений». Лишь в зависимости от «последовательного характера наших действий», доверия и «действительного соблюдения принципов равноправия» благие намерения «на деле, а не на словах обращаются в благие дела».
Данная реакция, в общем, не беспочвенна, ведь некоторые «стратегические» детали читаются как бы между строк. Скажем, документ конкретизирует актуальность укрепления источников «мощи и влияния» США, подтверждая неизменность роли и значимости страны в общемировом масштабе, проявление чего — в ориентированности стратегии нацбезопасности на «подтверждение лидерства Америки». Пусть и в условиях формировании способного «противостоять вызовам нашего времени» международного порядка, но с важнейшим уточнением о приверженности США к отстаиванию через международную систему «наших интересов», посредством предусмотрения «определенных прав и обязанностей» всех стран.
Говоря другими словами, «общемировой порядок» на перспективу является как бы голосом поддержки внешнеполитических устремлений государства. В особенности на фоне преподнесения глобализации как результата «американского лидерства и изобретательности американского народа», а «уникальное положение» должно помочь США «реализовать ее перспективу».
Очерчивается круг проблем, являющихся стержнем для объединения усилий всех мировых держав на продвигаемой платформе. Это — продекларированная ядерная опасность; усиление «неравенства и экономическая нестабильность»; ущерб окружающей среде, «продовольственная незащищенность» и др. Первым же в ряду вызовов поставлен факт смены «войны из-за идеологии» войнами на почве «религиозной, этнической и клановой принадлежности», где, безусловно, главенствует конфессиональный фактор, так как в русле подчеркивания гарантий со стороны США обеспечения глобальной безопасности («обязательствами перед союзниками, партнерами») констатируется нацеленность «на разгром “Аль-Каиды” и ее филиалов в Афганистане, Пакистане, по всему миру», а также решимостью предотвращать распространение «самого опасного в мире оружия». Ничего неожиданного в этом нет, т.к. данная линия четко выдерживается в соответствие с озвученным американским президентом Бараком Обамой почти год назад в его знаменитом каирском обращении к мусульманам.
Таким образом, важнейшим вектором мировой политики вновь высвечивается ракурс религии, а с учетом наличия в списке Афганистана, Пакистана и Ирана, речь идет об очередном витке вокруг «исламского фактора».
Конечно, можно согласиться, что не исключается налаживание взаимодействия «с враждебными странами». Но… с проверкой их намерения и оценкой конкретных шагов правительств по смене курса. Поэтому «страны, нарушающие правила» (но кем утвержденные и чьей печатью заверенные?), «должны быть готовы понести последствия». Чем не индульгенция на военные действия под предлогом нарушения проштрафившимися обязательств по «нераспространению» или «в области прав человека»?
С другой стороны, звучащая в документе угроза «выводить из строя, демонтировать и уничтожать “Аль-Каиду” и ее филиалы в рамках всеобъемлющей стратегии», лишающей их убежища (при параллельном обеспечении внутренней безопасности в США) фактически позволяет проводить наступательные действия в любом регионе мира, с предварительным озвучиванием «оперативного сигнала» о наличии там филиала нестареющей виртуал-структуры. Не станет ли данный «филиальный» почерк добром на вход в любое независимое государство?
Сие сомнение — далеко не безосновательно, хотя текст Стратегии и констатирует отвергание США ложного выбора «между узким отстаиванием наших интересов и бесконечной кампанией по навязыванию наших ценностей».
Таким образом, как представляется в свете вышеизложенного, не за горами дальнейшее обострение мировой ситуации, прежде всего, в ближне — и средневосточном направлении, а также пакистано-афганском векторе, то есть налицо очередной этап реанимации «исламского фактора». Косвенным (если не прямым) подтверждением этого является прозвучавшее в день опубликования Стратегии «умиротворяющее» заявление помощника американского президента по вопросам внутренней безопасности и борьбы с терроризмом Джона Бреннана, подчеркнувшего, что США «никогда не вели и не будут вести» антиисламскую войну. Таковая проводится против «Аль-Каиды» и ее террористических элементов». В этом же ряду — появление совместной декларации Евросоюза (на уровне глав министерств внутренних дел стран ЕС) и США, заверившей в уважении этих сторон к Исламу и религиозным различиям.
Естественно, в основе происходящего — переживаемый ныне этап борьбы за передел мира (сфер влияния). Даже минимальный анализ стратегии нацбезопасности США однозначно подтверждает актуальность этого тезиса. Правда, в контексте излагаемого вполне возможен контрвопрос — каким образом планируется осуществление очерченных задач? Разве в Стратегии несколько раз не вспоминается период после Второй мировой войны, когда США «взяли на себя ведущую роль в создании новой международной архитектуры по поддержанию мира и укреплению процветания»? Здесь не конкретизируется — идет речь о НАТО, плане Маршалла или чем-то ином. Но, в любом случае, нельзя не отметить, что тогда началось разделение общемирового пространства на блоки (военно-политические и экономические). Сегодняшний же призыв авторов Стратегии «трезво осознать сильные стороны и недостатки международных институтов», созданных для «противодействия вызовам прежних лет», не исключает возникновения новой «блочной системы». Даже несмотря на все «околоперезагрузочные» тенденции.